Главная // Книжная полка


АНАТОЛИЙ ПАПАНОВ

МОЁ ЗАХОЛУСТЬЕ

Из трёхтомника «Писатели Белогорья» (2014)


Светлой памяти моих родителей
сельской учительницы Васильевой Марии Максимовны
и майора запаса Папанова Митрофана Ильича

Выписка из приказа по тамбовскому военкомату за 1943 год:
«...Папанова Митрофана Ильича исключить из списков погибших,
т.к. он проходит военную службу в действующей армии...»




ТАМБОВСКАЯ ВАНДЕЯ


Встревожив предрассветный сон,
В село ворвался эскадрон.
Комвзвода, спрыгнув из седла,
Построил жителей села —
Всех стариков и всех старух,
А также баб, детей, убогих —
И объявил вояка вслух,
Мол, перспективы очень плохи.
Все ваши мужики бандиты,
И с ними пуля — разговор.
А повезёт, что не убиты,
То Соловки и Беломор.
А потому такой приказ
Товарищ Тухачевский издал:
Тамбовский люд — бандитский класс!
Ну, и пошла война по избам.
Комвзвода был плечист и строг:
«Сдавайте! — призывал к почину —
Зерно, оружье, мужиков.
Или считайте десятину».
Напротив полсела и взвод.
«А о прощении — забудьте!»
Начальник — счёт, молчит народ.
«Ну, коли так — не обессудьте.
«Огонь!». Десятый человек,
Десятый дом, толпа застыла...
Я не забыл, что это было,
И не забыл ни год, ни век,
Где вместо сёл кресты могил,
А память детства нитью жуткой...
Здесь под Тамбовом получил
Свой первый орден маршал Жуков.



КАЛИНИНСКИЙ ФРОНТ. 1942


Болото направо, налево болото,
И снег вперемешку с дождём.
Война как работа, одна лишь забота —
Остаться живым под огнём.
Ни много ни мало, хлебнём до отвала
За павших оставшийся спирт.
Приказ генерала, и роты не стало,
А я до сих пор не убит.
Примёрзли к земле и душа и обмотки,
Лежим. Головы не поднять.
А будущий маршал, дурея от водки,
Грозится нас всех расстрелять.
И снова в атаку, и нет батальона.
На всех хватит места в раю.
Не скоро ещё разнесут почтальоны
«Геройски погибших в бою».
По градам и весям, по весям и градам
Молитесь и помните нас.
А будущий маршал обмоет награду
И новый подпишет приказ.
Направо болото, болото налево,
Бодяжим оставшийся спирт.
А кто-то напишет: «Убит подо Ржевом.
Убит подо Ржевом. Убит...»



ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ. 1946


Домой, домой! Пора домой!
За эшелоном эшелоны
Грузили маршалы вагоны,
И вёз гармошку рядовой.
А мне майорские погоны
Снял только год сорок шестой.
Вот и село, где дочь с женой
Господь прибрал за эти годы,
Пока я в ржевских гнил болотах.
Пришёл Иван с одной ногой:
— А что, сосед, расклад такой,
Давай-ка выпьем за пехоту.
Помянем всех. Ведь жизнь проста,
Все наши мужики простые
В дырявых ватниках, босые
Лежат в могилах без креста.
А ведь они спасли Россию,
Молясь в окопах за Христа».
Мой старый пёс признать не смог
Меня в залатанной шинели.
Потом, когда с ладони ели,
Он грыз от счастья мой сапог.
На сколько лет мы постарели
И поумнели, видит Бог!
К ногам припали сыновья,
Сестра зашлась больная в плаче...
Мы пили с Ванькой за удачу
Четыре ночи и три дня.
И в доме не было вранья,
Лишь только жизнь пошла иначе
И для него, и для меня.



ЕСТЬ КАРТОЧКА ТВОЯ...


Песни петь мой отец не умел,
Не имел он ни слуха, ни голоса.
Лишь когда за бутылкой сидел,
Бормотал про кудрявые волосы.
Про дороги и сорок второй,
Похоронки и письма от сына,
Как вернулся с победой домой,
Где ещё не погасла лучина.
Затихала и слушала мать
Про свою фотографию песню.
Как пришлось расставаться и ждать
И войну эту вынести вместе.
А отец пил и пел не спеша,
Путал он и слова, и мотивы.
И слезой умывалась душа —
Слава богу, что дома и живы.
И трещали дровишки в печи,
И зимой ночь казалась короче
Под куплет про огарок свечи
И про чёрные жгучие ночи.
Про парнишку, что сгинул в бою,
Про «колючку», нейтральную полосу...
Я теперь эти песни пою,
Не имея ни слуха, ни голоса.



МАТЬ


Что мороз, что зной — всё по коже дрожь,
А молитва и слёзы на паперти.
— Не тревожь меня, мать, не тревожь,
Не ложится дороженька скатертью.
— Лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой,
Век живи, никому не завидуя.
— Всё, что есть моё, будет всё со мной,
С моей песней, тоской и обидою.
— Не порок беда, а беда — порок,
Коль судьба примеряет колодки.
— Я по жизни всё время плыву поперёк
На своей прохудившейся лодке.
— Не горюй, сынок, у всего есть срок
И исход у любого начала.
— Что ж ты, матушка, вдруг замолчала
И не вышла с утра на порог?
На душе печаль, как тоски печать.
Снова снится мне утро весеннее —
За столом у окна поседевшая мать
Мне читает Сергея Есенина.



16-17 ДЕКАБРЯ 1987 года


Вздохнула мать и прилегла,
И полетели телеграммы.
А за околицей села
Метель декабрьская мела.
Не стало мамы.

Вздохнул отец и занемог,
И всё смотрел в окно устало.
А снег ложился на порог,
Нас оставляя без дорог.
Отца не стало.

И лишь в конце второй недели
Вдруг успокоились метели —
Природа соблюдала пост.
А мы смотрели на погост
Без слов. Без слёз. Осиротели.



МОЁ ЗАХОЛУСТЬЕ


Ни в какие чужие края
Память детства меня не отпустит.
Всё жива деревенька моя,
Моя вера, моё захолустье.
С большака через луг и поля
Я пройду три версты тихой грусти.
Золотые мои тополя,
Золотое моё захолустье!

Старый сад, три десятка дворов,
Сладкий привкус полынного зноя,
Три ветлы и родительский кров
Посреди тишины и покоя.
Каждый шаг здесь до боли знаком,
Не спеши! Дай душе осмотреться.
Видишь — в комнате рядом с окном
Спит твоё босоногое детство?

Здесь всё та же в колодце вода
И слышны соловьиные трели.
Видишь — с неба упала звезда?
Это годы твои пролетели.
Здесь всё те же в пруду камыши,
Тихой заводи берег пологий.
Посиди, отдохни, не спеши
И забудь про печаль и тревоги...

Я уйду в предрассветную рань,
Три версты — путь недолгий и горький.
Оглянусь — спит моя глухомань,
И Россия вдали на пригорке.



МОЯ РОССИЯ


В твоих бескрайних далях синих
Печаль и память, боль и грусть.
Тысячелетняя Россия,
Моя страдалица Россия,
Моя измученная Русь.

Летели всадники и стрелы,
И с неба падали кресты.
Ты пела, плакала, горела
И соблюдала все посты.
Переполнялись реки кровью,
И умирали города.

Свою судьбу извечно вдовью
Ты проносила сквозь года.
Цари, пророки и мессии,
Дворцы да каменный острог —
Молилась нищая Россия,
Моя смиренная Россия,
Моя раскольная Россия,
И лишь твердила: — Видит Бог!

Не за наградой. Не за славой
Шли в бой отцы и сыновья.
Когда же ты была державой,
Больная родина моя?
Ты помнишь Игорево «Слово»,
Полки на поле Куликовом,
Бородино и Сталинград,
Как шёл к победе из-под Курска
И плакал в день победы русский
Великий труженик — солдат?

Скозь ветер, дождь, дожди косые,
Душой и разумом больна,
Прошла этапом мать-Россия,
Моя скандальная Россия,
Моя конвойная страна.
В ГУЛАГе плакала и пела,
И в коммунизм держала шаг.
А над Кремлём звезда горела,
И гордо реял алый флаг.

...Тысячелетьем над отчизной
Закат кровавый и восход,
И нескончаемая тризна
Из века в век, из года в год.
Вновь плачет колокол старинный,
И почернели купола...
Мы сами все во всём повинны
За то, что Русь пережила.

По деревням, забытым богом,
Надежду с верою храня,
Стоит с молитвой у порога
Больная родина моя.
И смотрит вдаль безбрежной сини,
Не пряча боль свою и грусть,
Моя великая Россия,
Тысячелетняя Россия,
Непобедимая Россия,
Судьба моя — святая Русь.


Источник: Писатели Белогорья. В 3-х томах. Т. 2. Стихотворения. Поэмы. — Белгород: Константа, 2014. Стр. 390-398






Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016



Следующие материалы: