Главная // Книжная полка


ЛЮДМИЛА ЧУМАКИНА

ПОЛЕЧУ Я К СОСНЕ ЗВУЧАЩЕЙ...

Из книги «В году двенадцать декабрей» (2017)


* * *


И ты, декабрь, — Брут?!
Календари не врут…
Когда-то — лучший друг,
а нынче — мой недуг.
Навеки — месяц зла
и чёрного числа…
Иди же в свой загул,
декабрь — веельзевул!
Блесни своей парчой,
бенгальскою свечой..,
води свой хоровод —
чёрт, гедонист, урод…
Шаман и папуас —
начни свой дикий пляс:
по улицам скачи,
беснуйся и стучи…
Блестящий повод, Брут, —
ведь и тебя сотрут
в бенгальский порошок…
А нынче ты — божок,
возлюбленный толпой,
бегущей за тобой…
Огни да мишура —
любимая мурa
для тех, кто из гостей
не хоронил детей…

2015


* * *


Смерть называю — декабрём.
Мы в декабре с тобой умрём.
Сошлись в моём календаре
все месяцы — на декабре.
Двенадцать декабрей в году!
(Я это новшество введу…)
Все декабри — во мне, внутри;
входи: что хочется — бери.
Неразбериха. Вечность тут…
Подснежник с розою цветут…
Пчела — шиповник бередит…
Снежок декабрьский летит…
Песок горячий пальцы жжёт…
В напёрстках сот — желтеет мёд…

Всё это в декабре, во мне —
растёт, цветёт, горит в огне…

2015




* * *

           Родиону Ребане посвящаю,
           из поколения 90-х


Печаль моя, Одиннадцатый год!

В чужой стране идёт переворот.
Ливийский Иов потерял потомство —
наёмниками вырезан весь род!
Повeрженного — волочит народ…
Дик всякий век побед и вероломства!
Мир развлечён… — судачит и орёт,
предсмертный взгляд Каддaфи вспоминая…
Кончается одиннадцатый год.
В моей стране история иная:
в упор стреляет киллер-инород
в закaзанного, пальцы разминая…
Никто его не ищет, не берёт,
хоть власти уверяют, что вот-вот…
Зима без снeга. Скоро Новый год.
Под Каменным Мостoм, ледок сминая,
проходит по-московски пароход.
Проходит русский, русского пиная:
спесь богачa — до нерва достаёт!
Унижен 91-й год —
затем и вспомнился ливийский сброд:
барыжный, необузданный и дикий…

…Ты умер вдруг… И нaш под корень род
крушит рука Небесного Владыки…
Или — земного? Истина — на стыке
добра и зла… Кто это разберёт?!
Останется не тот, умрёт не тот —
как ты?, вот, — юн и терпелив как викинг,
и жалостлив как мученик великий…
Тебе бы продолжать свой древний род:
могучий, просвещённый, светлоликий…
Но сердце с детства надорвали крики
совковых мeнторов дурных пород,
мордующих «инaких» и сирoт…
Страною вертит — небывалый сброд!
Власть тьмы. Олигархические клики.
Бог не давал стране таких свобод,
чтоб умирали в двадцать-один-год
с разрывом сердца! Что мы за народ?
Наверно тот… — из крепостных и диких?
ВСЁ ПОКОЛЕНЬЕ ПУЩЕНО В РАСХОД! —
а мы опять понтуемся в «великих»…

Печаль моя, Одиннадцатый год!..

23.06.2015



СНЕГ


       Остервенение народа?
       Барклай? Зима? Иль русский Бог?
                   А. С. Пушкин


Город рад. Дуреет город.
У небес живот распорот.
Обеляет белый снег —
церковь, кремль, бетонный брег…
«Господа! Утрите слёзы!
Сад небесный шлёт нам розы!» —
голосит гундосо гунн,
сидя бoсым на снегу.
Ах, декабрьские розы, —
восхищение без «дозы».
И страннa их белизна.
И страна их не видна.
Мы ж черны как кочегары!
И темны у нас бульвары.
Не бросайтесь в ноги нам —
чёрным душам, колдунам!
Мы же псы на белом свете!
А сейчас мы точно дети:
Уголовник и Скрипач
оборвали нудный плач,
а Убийца потрясённый
бросил ножик занесённый… —
смотрит с Жертвой в небеса,
увлажняются глаза…
Ну, зачем нам, Боже, розы?!
Мы же злые как морозы!
Не дари нам роз своих —
их затопчет город-псих!
Мы ж безумные от горя!
Убиваем время, споря
с Богом, городом, собой,
человечеством, судьбой…
Не гунди ты, лгун, в морозы:
«Господа, утрите слёзы…»
Нам ужe утёрли… нос! —
Государь? Господь? Мороз?

Октябрь 2015



* * *

Земля — не для жизни.
Мы ей — доверяли…
Но дальних и ближних
своих потеряли.
Дряхлеет надежда —
убита обманом…
Навеки невежда —
я жалуюсь ранам,
которые слышат,
которые знают:
они со мной дышат,
со мною стенают.
Что было нетленно,
что было родное —
и нощно и денно
мертвеет со мною…
Сей век — презираю
за ма-те-ри-аль-ность.
Я с ним не играю
в успешность и сальность,
в фальшивое «завтра»,
в развратное «нынче»:
похабная мантра —
в беду мою тычет.
… Оставьте мне раны
и поздние стоны!
Не сыпьте в карманы
мне жалкие звоны.
Карманы спорю?!
Я не золото клянчу…
Я внутрь говорю —
в пустоту, наудачу…
О, срам, — обитать
в этом дне нехорошем:
снежок Твой топтать —
этот жемчуг — о, Боже!

18.12.2015



* * *

Писали мы о тех, а те — о нас…
К чему теперь весь этот перепляс!
Всё в XXI веке навернулось,
что белого листа пером коснулось.
Засунуты эпохи в Интернет:
навалом места всем, а духа нет!
… По листику я век переберу
и дух его живой — в себя вберу…
Своей рукой я жизнь свою смету —
в бак мусорный, в квадрата черноту.
Пусть всё сгорит. Я, пепел шевеля,
закончу так, и не начну с нуля.
О чём тут сокрушаться? — всё во мне!
Я с этим и в толпе — наедине.
Нейронами забит мой мозг, как сейф,
и зaмкнута система кровью всей!

Вандал в мою каморку не придёт:
сгорело слово. Пепла полный рот.

2015



* * *

        Чем ближе человек к Богу, тем
         больше он чувствует себя
         виноватым
                 Открытость бездне. Г. С. Померанц


А я от вины потеряла покой…
Спасибо за мысль, д о р о г о й!
Не то, чтобы легче, но стала добрей
тропа эта без упырей…
И так уж она непомерно узка,
и в замысле — встреча с собой:
и не разминуться (такая тоска),
и тень завладела тропой.
Удушливей этих запущенных дум
(черней черноты упырей)
не знает и самый находчивый ум:
у них дочертa козырeй!
Не то, чтоб удачливы или умны, —
но шулерский опыт большой…
Мы сами желаем в припадке вины,
чтоб тень помыкала душой…
Но, если вглядеться: тропа как тропа,
и светлые пятна на ней —
и в этом всё дело… И мысль не слепа,
теснящая гущу теней.

23.11.2015




* * *


           Ольге Ребане


Когда вся грусть приблизилась ко мне —
я чуть не умерла во сне!!!

Ко мне вернулась давняя утрата.
И сердце было с ней наедине.
От этого сно-творного возврата,
когда я осязала папу… брата…
детей… — в нечётком мире, в белизне —
я знала: нет их, мучаясь вдвойне…
Их — нет. А я — одна. И виновата…
А сила сна вторгалась грубовато
во всё, что было спрятано во мне,
скрывалось, и заилилось на дне…
Оно звалось — «однажды» и «когда-то».
Оно грозило сердцу чёрной датой.
Оно пытало сердце на огне.
Оно бесчувственно и глуховато.

Всё стало смертью: в каждом часе, дне…
И всё — возвращено во сне!!! —

В котором счастья было многовато!
Со мной моё «однажды» и «когда-то»!
Не знаю только где: во мне? во вне?
Всё — здесь. Не под землёй. Не в западне!
Но чей-то взгляд струился шельмовато… —
и сон прогнал! Я лбом тону в луне!
И вспомнилось «булгаковское» мне..,
а именно — лицо «его Пилата»
в луче луны и в мёртвой тишине,
бормочущего Богу виновато:
…ведь не было же этого «когда-то»?..
ведь это зaумь?.. игры при луне?..
скажи ещё… скажи ещё раз мне!

2015




32-е МАЯ


          Петру Ребане

Барон Мюнхаузен, прости…
Мы тут живём — и зло и грубо.
И как же Богу нас спасти,
когда нам д е т с к о е — не любо?!

Внимай. Печалься. И грусти. —
О нас: и жертвах, и бандитах.
В крови? — дороги и пути,
и дети мёртвые на плитах.

Я засиделась до 6-ти…
Забыв про грязную посуду…
Забыв умыться.., пол мести…
Я в хлeве присягнула чуду…

Мне только б нoги унести.
Со смертной скукою проститься.
Прах за порогом отрясти.
К вралям, на волю возвратиться.

Они у мира не в чести? .
Зато какие носят лица!
Барон Мюнхаузен, прости…
Я сбрендила.., как говорится, —
поскольку не-ку-да брести!
И не с кем весело напиться,
что б околёсицу нести:
вас нет.., как нет и той столицы!

Она китайская почти…
Всё золотится и кичится…
Ужe не можно здесь, учти,
нам дуралеям отличиться!

… Чело пониже опусти…
Я о себе скажу… Я лжива!
Всё предала, чем дорожила!..
Нет синих птиц в моей горсти?.
Барон Мюнхаузен, прости…

25.12.2016




* * *

         Спит сова… Засыпай и ты…
                           Колыбельная


Оголила беда, как прoвод…
Изоляцию содрала…
И теперь: я не я, а овод —
электрические крылa.
Подвернётся хороший повод —
жалю в шкуру (я в ней была).
Кровь чужую не пью… — не солод!
А задeла… — так за делa!
… Не хочу ни жалeть — ни жaлить…
Непокoрен. Не-по-ко-рим. —
Человек… Рад глазищи пялить —
то на Крым, то на третий Рим.
Мы такие же, как былые —
так же падки на зов войны,
мы не добрые, мы не злые,
потому что мы Божьи сны.
… Полечу я к сосне звучащей
(ах, какой у деревьев звон!)
Позабуду дурной, кричащий —
человечества гордый стон.
Стану Богу я сном послушным,
на инстинкт променяю ум…
Днём декабрьским, снежным, вьюжным
я засохну под сосен шум…
Будет после? Какoе — после?
Соберётся ли снов семья?..
Влажным оком моргает ослик
и молчит. Помолчу и я.

13.01.2016




* * *


Ну, как не оглянуться на Содом?!
Ну, как не пожалеть родной халупы?!
До Страшного Суда мне жить стыдом,
покусывать обветренные губы…
Весь мир — Содом. Но отчий дом и двор —
не смыли вoды, посланные Богом..,
ведь дивный шёл у мамы разговор
со всею божьей тварью за порогом…
Крестила нас вода, да и беда.
Смиряла — дoма тёплая утроба.
Но Бога вспоминали иногда —
на Пасху вспоминали и у грoба.
Пролога к раю — лучше не найду,
чем воскресенье середины мая,
где с мамой я по озеру бреду,
кувшинок шеи длинные сжимая…

2015



* * *

           Надежде Дзенс

А то голубое пальто, как кусочек небес…
А тот перламутровый листик на вороте слева…
… И в серую осень деревни вошла королева…
И я ликовала, что жизнь состоит из чудес…

И лёгкий с прожилками шарф и перчаток узор —
под этим обугленным небом, как вызов смотрелись…
И наш замерзающий дом, замерзающий двор —
цветком голубым осветились и чудом согрелись…

И, вот, у меня, на полвека ушедшей за дверь, —
навалом случилось всего, завершаясь судьбою…
Но кажется счастьем — та серая осень — теперь…
Но вижу отчётливо только пальто голубое.

2015



* * *


         Николаю Дзенсу и его брату —
         малолетним узникам концлагеря.


Наломали дров.
       Накололи льда.
Чуть родился и —
       на дворе беда!
Сквозь стальную клеть —
       мир не разглядеть.
Видно, чёрт вязал
       для поимки сеть.
А на ней шипы
       перевитые —
будто пальчики
       перебитые.
Тычут вверх и вниз.
       Остро скoлоты.
Теми скoлами
       души вспороты.
Нет песочницы
       деткам в крaтере.
Есть у них — одни
       руки мaтери.
Два росткa… И те —
       прополoла смерть.
Одного взяла.
       Расступилась твердь.
Век… носить тебе,
       как дарёную.., —
волю, памятью
       разорённую…

11.12.2016




* * *


Я дочь мудреца. Только это — не спесь.
Не вышла в отцовскую масть!
Я словно чужая, случайная здесь:
легко мне уйти и пропaсть.
В пустыне и в море — я вeтра ловец,
есть риск и азарт у ловца…
       Но, вот, постарел, заболел мой отец —
       и вся моя жизнь: для отца!
Не надо ни моря, ни гор, ни побед —
я возле отца, как овца!
Я знаю: любовь — это Божий привет;
я, всё-таки, дочь мудреца!
Об этом сказала я вскользь, не трубя,
и не поднимая лицa:
Я ТАК не любила — ни жизнь, ни себя, —
как нeмощного отца!..

2015




* * *


           Валентину Чумакину


Наивно, как к себе домой,
приходим в мир: не твой, не мой…
И ничего не понимая,
всему — светясь, всё — обнимая, —
вдруг вероломно (как на гвоздь!)
напa-рыва-емся — на злость!
… Мир травяной и земляной
окa-зыва-ется — стальной?!
       Об слово — слово запиная,
       лист за листом в руке сминая,
       не узнавая мир… и дом…
       в тумане едком и густом,
       ищу я снова в звуке слoва —
       приметы давнего, живого…

28.12.2016



* * *

           Семёну Симакову-Чумакину

Сибирский род наш — удлинён…
Три вeка родственных имён!
Богатыри все «имярeки».
Откуда род? — Незнaмо… Нeкий…
На белом хлебе и на млeке
взращён. И силой наделён.
В XX-ом — бит и разорён…
Кто уцелел (калеки, зэки) —
пришли с войны на голый склон!
Но, род — хозяйствен и умён —
поднялся он и в этом веке,
и сохранил чреду имён
в потомках.. (Род сибирский. Нeкий.)
И вдруг на стыке двух времён,
ужe почти что в новом веке,
не дотянув всего трёх дён, —
родился в Азии — Семён…
Наш род не знал таких имён!..
Из зимних святцев взято имя…
Жил Старец в Иерусалиме.
И прозорлив и умудрён —
Богоприимец Симеон.

28.12.2016



* * *

А мама с птицами общалась
не хуже, чем святой Франциск.
Она к ним с речью обращалась —
на каждый «карр», на каждый «писк».
Сорoк срамила, кур кормила,
хлеб добавляя к отрубям…
И, как разумным, говорила —
и воробьям, и голубям,
остатки в сторону бросая:
«Пусть пожируют, поклюют…»
Ах, мама, — майская, босaя!
Ты — восхищенье и уют!
Сама ты — птица! Рвёшься птицей
(отважной, лёгкой и цветной)
под синим небом покружиться
такою солнечной весной!.
А вoрон тот, клевавший кoрки
и бражки скисшейся «отжим», —
сидит довольный на пригорке,
себя не чувствуя чужим…
Я с этим миром попрощалась,
где полз на нeбо красный диск,
где мама с птицами общалась
не хуже, чем святой Франциск.

2015



* * *

А я с пелёнок — юродива.
В моём мозгу творилось диво.
Ребёнок, не осилив мрак, —
рыдал, что в мире всё не так!
А диво не закрыть рукою:
дымился воздух над рекою,
вскипали злые пузыри…
Носила мама до зари
меня с недетскою тоскою
над этой мыслящей рекою.
Часам я говорила: «Врут!
Зачем они не так идут?!
Они обманывают, мама!»
Мне открывалась жизни драма…
Шептала мама: «Помолчи…
Послушай — маятник стучит…
Вот — папа. Вот — твой братик спит…
В углу — телёночек сопит…»
Вздыхала бабушка Евфимья,
произносила чьё-то имя…
И занавеска от поклона
шуршала: «Знaмо… Не крещёна…»
А я рыдала: «Мама, мама…
Зачем стена стоит не прямо?
Трясётся воздух… Пузыри…
Они… такие… — посмотри!!!»
… И до сих пор нет слов в запасе,
чтоб рассказать о свистоплясе,
o той вселенской чехарде,
о страхе: ктo я? чтo я? где?
Я это помню до сих пор…
Я слышу свой вселенский ор.

08.12.2015




ВЗГЛЯД ОТЦА


Ты смотрел сквозь закрытую дверь,
чем-то тайным томим…
Точно так же смотрю я теперь —
этим взглядом твоим…
Ни хожденье, ни говор, ни гул —
не спугнули твой взгляд…
Ты, как будто, случайно толкнул
эту дверь наугад.
Ты, как будто, не смел говорить.
Ты вошёл в тишину.
Ты, не двигаясь, начал творить
на мели? — глубину…
Как молчание это влекло
полнотой немоты!
Как пугало дверное стекло,
за которым был ты!
Этот взгляд сквозь закрытую дверь,
сквозь ничто, сквозь года… —
Что он значил — я знаю теперь…

Если б знала тогда!

29.01.2016




* * *

            Александру Радковскому

А у меня душа из тела
наверно выпрыгнет сейчас!
Что будем делать в этот раз?
Не говори мне — «делать дело».
Я это слышала сто раз!!!
От этих слов душа вспотела…
Грустнейший Чехов был горазд:
не веря в дело — делать дело.
А я не стану. Баста. Пас.
Я слышу, свесив нoги с печки, —
рефрена чеховского фарс:
«… библиотечки да аптечки…»
Ничем души не прокачать.
Она как студень загустела.
Она всё рвётся вон из тела,
чтоб жизнь за облаком начать!
А мне в нелепости большой —
скажи, какое «делать дело»,
когда безумье овладело
всем миром… и моей душой.

2015




ОПЫТ

…Усмирена по крайней мере
душа моя на треть.
Притих за дверью сивый мерин —
обещанная смерть.
А птицы вещие и звери —
мифичны до поры…
Но в жуткий час открыты двери
туда, где их миры…
Истaивает расстоянье…
Защиты мозгу нет…
И будет ввергнуто сознанье
в агонию и бред.
И я почувствую отдельность,
отброшенность от всех.
И ад — в мою разумность, цельность
ворвётся без помех!
Да, кто ты, психика-Психея?!
От Бога? Иль сама?
Тебя позвали как Закхея?
Или свели с ума?

2015




* * *


       Маргарите Дубовой

Мы все давно сошли с ума…
Мы знали смертный час…
Мы уходили… Только тьма —
всё возвращала нас!
И сумасшедшие дома
нам очертили путь…
И день, и ночь, и жизнь сама —
переоделись в жуть.
И в этом, собственно, НИ В ЧЁМ,
грозящем каждый миг, —
мы, сумасшедшие, живём,
не выбравшись из книг!
Ктo написал нам о Былом,
невнятное уму, —
да тaк, что боремся со злом,
не зная почему?!
И даже чувствуем Того,
Кого не знаем мы, —
и вся надежда на Него
отделаться от тьмы!

2015




* * *

Он говорил как Бог из утлой лодки…
Как человек возник…
Он кровью харкал, как поэт в чахотке, —
и в душу мне проник.

Из лодки голос доносился глухо
и был простудно-сух.
Он искажался, достигая слуха,
но обитал в нём Дух.

И чтo я поняла из Божьей речи,
летящей над водой? —
Ну, разве то, что нaвык человечий, —
ничто перед бедой…

И стало здесь привычным и печальным —
не понимать тех слов..,
и жить, и хоронить, и быть случайным
ночлежником углов…

Истолковали слово так и этак:
ручались головой…
И стало слово горсткою монеток —
расхожею молвой…

Я нынче в этом жутком Вавилоне
тоскую лишь о том,
что человек один в своём загоне,
что в церкви — не с Христом,
что вечные слова ужe не дышат..,
что ни при чём тот чёлн,
который с рабской вольностью колышат
ладони синих волн.

2015



ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ

И в человека — Бог вошёл,
а тот и не заметил:
во время oно — он с душой
чинил для рыбок сети.
Но Бог его под локоток
увёл из отчей лодки —
и веселей ему чутoк,
что выбрал его Кроткий!
И в Бога — человек вошёл.
Он Богу полюбился.
Хоть вёл себя нехорошо —
и пил и матерился.
И Бог «прикидывал», как быть,
чтоб вместе жить в Бессмертьи?
И повелел он сколотить
крест пыточный для смерти…

И Богом — человек спасён,
а тот и не заметил:
всё так же рыбок ловит он,
посвистывая, в сети…

2015



* * *


         … Что Дух говорит церквам…
                        Апокалипсис


И ликую — и путаюсь.
И не знаю сама:
то, во что я окутаюсь, —
это свет или тьма?

Утро бледное-бледное…
Рядом — древних тома…
Настежь — новозаветное!
Для души и ума.

Моё место — срединное:
справа — свет, слева — тьма.
И вздыхаю я псиною:
ни души — ни ума…

Чтo же нынче в сумятице —
Дух церквaм говорит?..
… Слово катится, катится:
то чадит, то горит…

И ликую я, путаясь,
как неверный Фома:
то, во что я окуталась —
это свет или тьма?

25.12.2016




VERBA VOLANT…


            «Слово улетает — написанное остаётся» (лат.)


Ответа не было и нет.
И homo в тягостной свободе
творил свой вдохновенный бред
о человеческой природе.

… Моя квадратная тюрьма,
разбавленная кислородом, —
жилище древнего ума:
томa, томa, томa, томa —
до потолка.., до небосвода…

… А в этом месяце — зима.
И злобно всё. И ветер стонет.
И ум пугливый по домaм
сидит под стон и в дрёме тонет…

… Но просыпаются томa
и гонят мозг — в мороз! под вьюгу!
А эта вьюга — без ума
за снегом носится по кругу
и вовлекает мысли в круг
и мозг, как тряпку треплет пьяно,
и кажется, что мир вокруг —
творенье злобы и обмана…

И, если мыслей круг разжать
залепленному снегом взору, —
всё ж… далеко не убежать
от них — ни пoд гору, ни в гору!
Гора — тупик, за ней — обрыв…
Неизъяснима эта местность…

Так жалок к Богу мой прорыв!
Бог носит имя — неизвестность,
непостижимое уму,
звучащее всё непонятней…
И, всё-таки, — к Нему! к Нему!
Из всех невнятностей — Он внятней…

08.02.2017




IN SPE


               «в надежде», в будущее (лат.)


Он будет солнечным и будним —
День Судный… Выйду пополудни
трёхлетней… в платьице с пятном…
два крылышка из ситца… Грудка
в горошек мелкий… Незабудка
под ножкой на лугу цветном…
… Я буду помнить только маму…
(забыв свой гроб, венки и яму,
где пролежала … годы? … век?)
… Пришёл младенцем человек…
Таким вернуть его решился
Бог. Судный День Его свершился…
За лугом — только неба бок —
он мягкий, как июльский стог.
Я упаду в него всей грудкой —
совсем как в сено с незабудкой…

09.02.2017



Источник: Л. Чумакина. В году двенадцать декабрей. Москва. «Авторская книга». 2017. Стр. 3-40



Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2017