Главная // Книжная полка // Поэты // Врачуй мне душу, свет... Из книги «Свет вечерний» 2015

НАТАЛЬЯ САВЕЙКОВА

7. ВРАЧУЙ МНЕ ДУШУ, СВЕТ


Источник: Наталья Савейкова. Свет вечерний. Москва, «Авторская книга», 2015, стр. 143-166

Скачать PDF




*  *  *

                       И. Чернухину

Руси осколок на краю столетья...
Наставник, друг, ушли ученики,
по крови и по духу земляки,
и что им до блаженства
                            и бессмертья...

Рубеж земли – страж века и души...
Не потому ль тут дали хороши –
становишься бродягой и поэтом,
влюблённым, мудрецом, анахоретом...

А после уж ведут ученика
своя стезя
            да странствия река.

2000




*  *  *

                Л. Чумакиной

На кровать свою присела –
это ль невидаль, сестрица –
в белом платье, белом, белом,
как невиданная птица
ты сидишь в углу убогом,
словно под десницей Бога.

Как обычно – ждёшь расплаты,
улыбаясь виновато.
Как обычно – взглядом ищешь
для ума и сердца пищу.

Облик странницы-сиделки
не старательно-прилежной
для юдоли безнадежной…

Мази, снадобья и грелки –
на краю твоей вселенной:
страшной,
           звёздной,
                   вдохновенной.

2013




*  *  *

                С. Ташкову

На земле, под землёй
кроме тьмы – много света.
Пыль столетья с лица
отряхает комета...
Жить не там и не так –
вот планида поэта.

Ты сказал: это я,
отметая вопросы.
И шумят в небесах
вековечные сосны.

Это я, друг заклятый,
и пальцем не двину:
спину гнул
и месил
докембрийскую глину.
Это я проходил
сквозь тела и сердца,
одиночества сын,
плоть земного отца.

Только вымысла плод
вновь желанен и сладок.
Жизнь идет, как идёт:
цепь небесных загадок.

2000




БЕЛГОРОД

                  Студийцам
                  белгородского «Современника»


Наша студия – славное поле брани:
сколько копий сломала жизнь,
сколько судеб земных отточила грани,
от земли оттолкнула ввысь…

Это весточка – из другого мира,
где была беда не беда,
и жила в весеннем Осколе Лира,
и не скрыла Топлинку вода.

И куда иногда я могла приехать,
как к себе домой,
до сих пор над Везёлкой
                               не смолкло эхо:
Белый город мой!

2000




*  *  *

             Печаль о тех,
             кто скован ближним кругом…
                            Данте Алигьери

Всё смешалось: гармония, хаос,
дни, рассветы, ночная гроза…
Гром гремел непрерывно, без пауз,
и автобус ушёл на вокзал.

А о чём мы, о чём мы, о чём мы?
Об изменчивых судьбах друзей.
Как положено: нищи, бездомны
и свободны. Тем горше и злей:

о погибельных страшных исходах
в круге первом, а позже – в шестом.
Багровели, светились восходы,
и плескалась волна под мостом.

О Сенеке, Овидии, Данте,
безболезненной скорби души.
И опять: о судьбе, о таланте,
жизни в Богом забытой глуши.    

И, трезвея, – о книгах, о строках
обескровленных болью стихов,
о невыученных уроках:
в круге первом –
почти без грехов…

2015




*  *  *

                   А. Филатову

Я молча посижу в сторонке,
послушаю стихи и строчки…

Пыль крутится столбом в воронке,
и влажно лопаются почки.

Для комаров мы все – мишени,
еда, площадка для посадки.
И только у куста сирени
прохладно, пряно, спится сладко.

Воркует гром – ещё не время
блистанью молний и зарницам.
За тучкой солнце мирно дремлет,
на ветке тенькает синица…

И это всё: из прежней жизни –
ведь мы для этой староваты –
когда гуляли по отчизне
дожди и пьяные закаты.

В обнимку шли, не расставаясь,
собаки, птицы и поэты…

Сижу в сторонке, улыбаясь,
деревьев слушаю советы.

2013




*  *  *

                Ю. Литвинову

Сколько лет мы не виделись,
брат мой по духу и крови?
Как, дружочек, живёшь
и о чём твоя дума сейчас?
Проводил меня в мир,
и все годы держал наготове
круг спасательный – нить,
единящую нас…

… Износилось до дыр моё тело,
как ветхое платье,
и латают прорехи врачи,
надеясь на опыт земной.
Ты же, брат мой возлюбленный,
знаешь любые заклятья:
вот и смерть отошла,
только горб не исчез за спиной.

Нам, калекам увечным,
не спрятать ни язв, ни уродства.
Мы затем и пришли,
чтобы нас узнавала толпа.
И морочит, и бесит её
наше явное сходство,
и печать роковая,
и венец драгоценный
вкруг лба.

2000-2010




*  *  *

               Н. Душке

Врачуй мне душу, свет,
и возноси на небо.

Туда, где звёзды сеют
будущее мира.

Где дождь звучит,
и не одно столетье    
нам музыкою исцеляет душу.

Врачуй же душу, свет…

Мне осень дышит в спину.
Рябина осыпает брызги ягод
на кровь похожие...

2010




*  *  *

Господь с тобою, милый друг,
Господь - с тобою.
Войди в беззвёздный смертный круг
судьбой другою.
Так разбегаются пути,
подходят сроки,
но ведь с достоинством уйти
дано не многим…
Дан нам с тобою только день,
и час назначен.
Вслед  за тобой уйду, как тень,
а тень не плачет.
Войду в беззвёздный смертный круг
судьбой другою.
Господь с тобою, милый друг,
Господь - с тобою.

2003




*  *  *

Говорю: старший брат. И не смею
я к твоей прикоснуться руке.
И до боли ладонь онемеет,
но слеза не блеснёт на щеке.
Не слезой обернётся расплата
за бездарно прошедшие дни.
А кровавое диво заката
зажигает и гасит огни.
Гаснет разум, торопится сердце,
сухо щёлкает пульс на виске.
Не безлюдно, да некуда деться.
День увяз, словно ноги в песке.
День зажат в черноте фотоснимка,
в яркой ретуши поздних прикрас:
глянец прошлого, вечности дымка –
всё, что было и будет без нас.

1998




СНЕЖНАЯ ТЕНЬ

                         Г.О.

1.

Терпким цветом воздух напоён,
жарким летом плещет водоём.
Быть поврозь, и быть всегда вдвоём.

Ты живёшь, как призрачная тень,
для тебя не дышит светом день,
скрыла мир лесов полдневных сень.

Всё, что было, кануло вдали.
В ярком море рыщут корабли,
что богатства царские везли.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Раскачай же ветер бытиё,
оборви страдание моё.
Проведи сквозь мёртвые снега,
ты же помнишь Леты берега…

… Там и свидимся.


2.

Ты был иным,
                любимым был и другом,
был птицам брат
                и странен для людей…
И день летел
                стремительно, по кругу,
и прятал в рукаве
                синиц и лебедей.

Заснежена душа,
               ей больно жить на свете.
Ты дочери дарил
               любовь и даль окрест:
и только за неё
              считал себя в ответе,
и только для неё
              нёс неподъёмный крест…

Я и во сне
              твой дух не потревожу.
Серп месяца встречает новый день.
Но боль иглою
              движется под кожу.
И движется в окне
              завьюженная тень.

3.

Оплавились снега,
              обуглились сугробы.
Весна сожжёт к утру
              незримой боли след.
Обнявшись,
              музы постоят у гроба.
Прости, прощай…
              Тебя меж нами нет.

Что мудрствовать сейчас:
              нет правых и виновных.
Вот – тень твоя вошла,
              отныне ты здесь – гость.
И ветер налетел
              охальный и нескромный,
и сыплет мне в глаза
              снежинок колких горсть.

2007-2014




*  *  *

                  М. Черненко


Разве я с тобою спорю?
Не поеду я на море,
море  – только лишь вода:
нас с тобой роднит беда.

На горе, как на агоре,
ветер воет: будет горе –
породнит нас всех беда,
дом оставишь навсегда…

Чур меня!
Не в этой жизни!
Не тоскую по отчизне,
об одном Его молю:
сохрани, кого люблю…

… Всех!..
И даже чужедальних…
Факелы колонн ростральных
путь укажут кораблю
в землю, что не полюблю.

В землю, где тоски удавка,
словно с яблоком чернавка,
все развяжет узелки…
За дворцом петля реки.

Боль
прожгла дыру в короне…
Ангел на другой колонне
знает про другую жизнь.
А в мозгу змеится мысль…

Площадь
слишком много помнит:
анфилады зимних комнат
и Невы расстрельный лёд.
Помнит годы напролёт.

На горе, как на агоре,
фарисеи не в фаворе.
Бог и море – вместе дышат.
Поднимаюсь выше, выше!

Бог не видит. Друг не слышит.
Море бьётся, море дышит…
Горы к морю равнодушны,
но духовны и … бездушны.

На земле, как на чужбине,
без души живу отныне.

Боль
в груди – огнём горит.
Голод жаждет. Город спит.
Факелы колонн ростральных…
Шторм на море семибалльный…

Площадь –
древняя агора  –
торг ведёт: зерно раздора.
Поднимаюсь выше, выше!
Друг не видит. Бог не слышит.

Выше!
Небо, облака,
Млечного Пути река:
крыша мира, пыль планеты,
море тьмы и море света.

И вопросы – без ответа.
Осень поглотила лето,
поглотила солнце тьма…
Я давно сошла с ума.

Боль.
Горят душа и тело.
Птица на балкон влетела,
бьётся, бедная в стекло:
время вышло, истекло…

Соглашаюсь и не спорю:
не поеду я на море.
Здесь – останусь – навсегда –
породнила нас беда…

На горе, как на агоре,
только горе, горе, горе…

2014




САРИКЛЕН

                З. Миркиной

1.

Св?тло озеро Сариклен…
Взлёт души и телесный плен,
и навстречу открытый взгляд,
но тебя не вернуть назад.
Не прижаться устам к устам,
не коснуться руки рукой.
Прячет озеро свой состав
тайный…
Господи, упокой
душу в облачной пелене,
и от мира меня укрой
в одинокой волне.


2.

Пока ты помнишь слов плетенье,
и ветра сказочную прыть,
листвы полёт, стрекоз паренье -
ты можешь по теченью плыть.
Творец и раб - венец творенья -
пронзаешь взглядом небеса:
зачем, Господь, ты дал мне зренье?
Не видят вечного глаза.
Не слышит ухо лад вселенной,
а только колокол вдали.
Из праха в прах красою тленной
всё дальше, дальше от земли.

2004




ВЕСНА. 2004


1.

Хоронила и друзей и врагов,
и оплакивала всех на земле.
                  То ли остовы огромных стогов,
                  то ли купы деревьев во мгле.
Ах, как осень ярилась мне вслед,
и как стужей встречала весна…
                  То ли меркнет в глазах моих свет,
                  то ли ярко сияет луна.
Так укрой меня в жарких снегах,
серебром увенчай мне виски.
                  Раз сумела устоять на ногах,
                  не умрёшь ты от смертной тоски.


2.

Связался чёрт со ступою,
мели всё то, что мелется:
                  была ты бабой глупою,
                  живи теперь бездельницей.
Вставай с зарёй холодною,
а к ночи падай замертво,
                  змеёю подколодною
                  под сердцем горе заперто.
Запретны слёзы жгучие,
и мной тебе завещаны…
                  Свет белый скрыт за тучею,
                  свет чёрный в сердце плещется.

2004




*  *  *

               20 января 2014
               Андрею и папе


Белый-белый,
            ослепительно белый свет…
Белый-белый,
            искрящийся, белый снег…

Белокипенный голубь
           сидит до утра за стеклом.
Ты зачем прилетел
           в этот день,
                    в этот дом?

Фотографии здесь
           в чёрных рамках стоят.
Две свечи на столе  
           алым светом горят.                     
Неподвижная птица
           сидит в неподвижной тиши –
Обещанье прощения?
           Вестник чьей-то души?

Стужа камнем упала…
           Улетай, улетай!..
Ведь январский мороз
           за окном,  а не солнечный май!  
Тяжко, снежно, тревожно…
           Луна проплывает   в тиши.
Неподвижные звёзды горят.  
           И вокруг – ни души…

… Ты зачем прилетел  в этот день,
                                              в этот дом?
Белокипенный голубь  
           сидит до утра за стеклом.

2014




*  *  *

Я долго, ослепнув, на солнце глядела,
как д?роги мне – я сказать не сумела.

И память сгорела до пепла, дотла –
древесные угли, печная зола.

А тело горит, и бьёт мелкая дрожь:
В страданьях рождённый –
                            на вечность похож.

И тени слепые блуждают во мгле,
спросили:
          всё ль ладно теперь на земле?

И что ты всё бродишь, и что ты всё ходишь,
покоя нигде на земле не находишь?

Молчишь и глотаешь махорочный дым...
Рождённый – с рожденья –
                               был старцем седым…

И кто же спросил меня? Кто мне ответил?
Здесь – плещется море,
                            и звёзды нам светят…

Молчишь и глотаешь махорочный дым…
Рождённый – с рожденья –
                              был небом любим.

И тени – любимых – блуждают во мгле,
спросили:
             всё ль ладно у нас на земле?

2014




*  *  *

                  О. Третьяк

И всё-таки лето, сестричка,
лубяным лукошком гремит.
И п?д гору катится бричка,
и солнце уходит в зенит.
Я знаю: не сгинет, не  минет
сума да болезнь, да беда.
Но братец мой камушек кинет –
лишь булькнет речная вода.
Беззвучная вспыхнет зарница,
небесный обрушится гром.
И вздрогнет заснувший возница,
и клячу огреет кнутом.
Да в зарослях тенькнет синица,
да стрелы дождя пропоют.
И всё-таки лето, сестрица,
даёт нам на время приют.
Покой – беспечальным пичугам,
и кров – приручённым зверям
и людям, бегущим к  лачугам,
к распахнутым настежь дверям...

1999




*  *  *

Не помню как, не знаю отчего
я заболела вешней лихорадкой...
Всё сущее останется загадкой.
Взгляну в стекло волшебное украдкой:
тень промелькнёт. И рядом никого.

Телесный жар, горение ночей,
иссохших губ горячечная жажда...
Всё с нами вдруг случается, однажды.
Жизнь теплится. Её дыханьем каждый
сосуд наполнен – вечность без ключей.

О, друг сердечный, исполать тебе!
В моём бреду ты самый верный стражник...
Павлиний глаз и молочайный бражник –
пир бабочек, пыльцы летучий праздник,
нектар богов! Хвала за всё судьбе.

К тебе войти, к твоей груди прильнуть –
сны вплетены в узор нетканый яви...
Несбыточное – в золотой оправе.
Восславим жизнь, хвала небес державе
за то, что краток век и вечен путь.

1998




УТРЕННЯЯ СИРЕНЬ

Усталостью под утро сражена –
не вирусом болезни и бездушья.
Сгустилась тьма, и пала тишина,
и горло перекрыл
                         комок удушья.

Но утро обозначила звезда,
и облака слегка порозовели...
И отступила на шажок беда,
сидевшая на краешке постели.

Я прошептала тихо:
                           Здравствуй, день...
Мне подчинились голос и слова.
Любимый спал.
                       Кружилась голова.
Благоухала на столе сирень.

2000




*  *  *

                Г. Цирюльникову

Но всё же утверждаю: повезло
мне в этой жизни,
                       и на этом свете,
немало было боли и отметин,
сама творила и добро, и зло...

И верно также: сух и неприметен
мой спутник,
             забулдыга, данник, друг.
Что из того?
             Он свой свершает круг,
и для него вопрос сей беспредметен.

Нимало не корю его за лень –
как славно на закате полениться,
и ночью спать, и летняя денница
омоет светом и погасит тень.

Пробудимся – прекрасны и нежны.
Порадуемся тем, кому не спится...
Поёт и тенькает беспечная синица,
ей наши чувства вовсе не важны.

Она поёт, не замечая нас,
как сонм других,
                 и бессловесных тварей,
самозабвенно...

                 День давно в разгаре,
век бесконечен,
                     беспечален час.

1997-2007




*  *  *

        …нынче вправду новый год,
        вправду святки…
                             А. Радковский



Светлым-светло под новый год,
тепло на святки.
Душа, приветствуя восход,
играет в прятки.
Косноязычна речь души
без перевода.
Отточены карандаши
в начале года:
штрихует небо снегопад,
дома рисует:
всё впопыхах, всё невпопад –
тетрадь в косую…

Душа, что требуешь взамен
за это знанье?
Без перемен, без перемен –
скрипит сознанье…
За этот год, за этот лёд,
за бездну боли,
за неоконченный полёт
над белым полем?
Скажи, что требуешь взамен? –
ведь нынче святки.
На ткань небесную, на тлен
приладь заплатки.

Проси – проси, прости – прости…
Звезда упала.
Сжимаю камешки в горсти –
тебя не стало.
Расправь помятое крыло –
горячий ветер
чабрец доносит и тепло.
Лети над степью.

Судьбы божественный исход –
петь не на тризне.
Ведь нынче вправду новый год –
начало жизни.

Рассвет полощет облака
в небесной сини.
Ещё мы живы – все – пока,
вдыхаем ливни.

Косые ливни снежных гроз –
в ветвях берёз.
Крещенский утренний мороз –
без слов, без слёз.

2015





Виталий Волобуев, 2015, подготовка текста



Следующие материалы:
Предыдущие материалы: