ВЛАДИМИР БАБИН
ВСЁ РЕЖЕ...
Из книги «Карамельное лезвие» (2012)
СЛЕЗАЙ, ПРИЕХАЛИ!
Можно, я сяду тебе на колени?
Шею твою обхвачу руками.
И, разомлев от нечаянной лени,
Вспомню о доме, всплакну о маме...
Тихо спрошу: — Опять непогода?
Тихо ответишь: — Ночь наступила…
Как незаметно уходят годы —
Видно я двери закрыть забыла.
Татьяна Дубинина
Можно я сяду тебе на колени?
Или, пожалуй, сразу на шею.
Ножки вниз свешу и разомлею,
то ли от скуки, то ли от лени...
Тихо спрошу: — Ну как бузина там?
Тихо ответишь: — Да в Киеве дядька!
Как-то ты нежно, а мог бы и матом:
«С шеи-то слезь! На колени присядь-ка!»
ДОСАДА
Легким перышком птички райской
Прилечу к тебе — не пугайся.
На плече задержусь немножко,
А потом скользну под одёжку:
Покручусь на груди колечком,
Поболтаю с твоим сердечком.
Дальше... Ниже... Ах, нет, дружок
Не пускает тугой ремешок...
Татьяна Дубинина
Три пера лишь в хвосте, но летаю!
И к тебе подлечу — ты не бойся.
Под одёжку скользну — успокойся,
Не волнуйся, дружок, я всё знаю.
Нам тугой ремешок не помеха!
Погоди, что-то, правда, заело.
Дальше? Ниже? Никак… вот потеха!
А когда-то так ловко умела...
НА ДАЛЬНЕМ ПОЛУСТАНКЕ
Синеглазая моя,
не грусти, не надо.
Это жизнь, и знаю я,
в жизни свой порядок,
своя мера, свой предел —
то не в нашей власти.
Не разбился, уцелел —
значит, это Бог велел,
знать, не всё я счастье
получил своё сполна,
что Судьбой намерено…
Все открыты двери нам,
только жаль, опять — стена!
Лбом её не прошибешь,
тут и лом согнётся...
С нелюбимым ты живёшь,
мужем он зовётся.
Но другому, знаю я,
твоё сердце отдано.
Ты — моя, моя, моя!
Будто кожа содрана,
да ещё и соли пуд
сыпанули разом —
вот он, вижу — тут как тут —
синячок под глазом.
Это тоже по Судьбе!?
— Хочешь, я поеду
и башку его тебе
привезу к обеду?
— Нет! Не надо! Я сама
в этом виновата.
Просто он сошёл с ума…
— Да, ума — палата!
— Он хороший. Я, поверь,
с ним, как за стеною…
— Поздравляю! Что теперь?
Как же быть со мною?
— Я не знаю….Ты прости…
Ты ж уедешь, верно?
— Да, конечно…
— Не грусти…
— Ладно… просто скверно
разлеглась колода вновь,
нет тузов в раскладе!
И не в козырях любовь
старенького дяди.
— Ну, какой же ты старик!?
— Зайчик синеглазый!
Не в годах беда, мужик
не стареет сразу.
В том беда, что я тебя,
друг мой распрекрасный,
хоть сто раз по сто любя,
сделаю несчастной.
— Ты возьми меня с собой,
если любишь…
— Боги!!!
Что ты делаешь со мной!
Нет у нас дороги!
Потому и не возьму,
что люблю, ты знаешь.
— Ничего я не пойму…
— Всё ты понимаешь.
Что поделаешь? Финал!
Скинуть бы лет… надцать,
я б мужьям тем показал,
как со мной тягаться…
— Мне пора…
— Прощай, зайчишка,
— Я пошла…
— В машине ждёт?
— Да…
— Погодь! Возьми вот книжку…
Ох, мне выпал нынче год!
Прямо словно по заказу…
— Ты о чём?
— Да о своём…
Спел куплет один два раза…
И когда ещё споём…
— Что ты шепчешь там?
— О главном!
На, возьми… я написал,
что всё было очень славно,
а что будет — кто бы знал?
………………………………
Вот и всё… За поворотом
скрылся старенький «Москвич».
Ну а тут кругом «кирпич»,
да и ехать неохота
никуда, как никогда.
Но и ехать, вот беда,
прямо скажем, некуда.
СТЕПНЫЕ СТРАННИКИ
Прощай, калмычка! Ты прости, зовут
меня холмы и речки среднерусские.
Частичку сердца оставляю тут,
а в памяти — глазёнки твои узкие.
Мы встретились случайно, невзначай,
в степи дорога так встречается с дорогой.
Дом не согреет пламенем свеча,
но я душою отогрелся хоть немного
у огонька свиданий наших кратких,
где было всё загадочно слегка —
и поцелуи первые украдкой,
и ласки, и прощальное — «Пока!».
Опять домой везёт тебя такси,
а где твой дом, ты и сама не знаешь.
Опять я не успел тебя спросить,
что ты находишь здесь, а что теряешь…
Прощай навек, степи привольной дочь.
Мне кажется, тебя я не забуду.
А может быть, ещё случится чудо,
и приведёт меня звезда сквозь ночь
протоптанной тропинкой в край далёкий,
где неба свод почти земли достиг,
где было нам с тобой так одиноко,
где мы с тобой нашли спасение на миг!
ВСЁ РЕЖЕ…
Всё меньше думаю, всё реже вспоминаю,
Всё чаще мысленно ловлю себя на том,
Что ты теперь уже не мне родная,
А я тебе — как обветшалый дом,
Где пыль в углах, за печкой паутина,
Где половицы старые скрипят,
А на стене из «Огонька» картина —
«Товарищ Ленин — друг советских октябрят».
Дрова сырые, печка разгораться
Никак не хочет, режет дым глаза.
Я сам себе боюсь признаться,
Что не от дыма на щеке слеза…
ВЕТЕР
Ветер пробирает до костей
Вечер продолжает надвигаться
Никуда не деться от гостей…
Значит, снова врать и притворяться,
Снова говорить не те слова
В сердце пряча и тоску и скуку…
Пусть уж ветер, чем такую муку
Мне терпеть, забывшись лишь едва…
* * *
Мне только лишь тебя забыть —
Глаза и губы, руки, плечи —
Забыть и просто не любить!
Я знаю, так мне будет легче.
Еще я знаю — вот беда! —
Пока дышать на свете буду
Я не забуду никогда
Тебя, скорей себя забуду.
В ТУМАНЕ
Вы всё припомните потом.
Страстям сегодня потакая,
Вам недосуг — пора такая —
Понять, простите уж, о том,
Что вас любили беззаветно,
Как любят лишь на склоне лет…
Опять в тумане предрассветном
Ищу знакомый силуэт,
Но всё обман — уж след простыл,
Уж всё давно в далеком прошлом.
Ах, боже мой, как это пошло —
Искать того, кто сердцу мил
В тумане, в сумраке рассвета,
В стекло уткнувшись головой,
И бормотать строку сонета —
«Прощай, родная, Бог с тобой»,
НА КРАЮ
Всё реже встречи и короче,
разлуки всё длиннее и длинней.
Пока ещё особо тяжко ночью,
когда в окне среди теней
вдруг силуэт знакомый промелькнёт,
и сердце сразу радостно забьётся —
— Пришла, вернулась! Милая идёт!
Ан нет! То просто чей-то кот,
которому не спится и неймётся
метнулся меж кустов, и был таков.
Ночь, улица, фонарь… Опять не спится.
Как сбросить мне груз тягостных оков,
Как мне забыть тебя,
как мне освободиться
от тяжких дум, от ревности, что гложет
и сушит душу бедную мою…
Мне кажется, стою я на краю,
один лишь шаг —
и пусть Господь поможет...
ПРОЩАЛЬНОЕ
Опять тебе приходится скучать,
брать в руки книгу, иль вязанье.
а там, где надобно кричать,
чтоб его пьяные лобзанья
не превращались в пошлый акт —
ну, крикнешь разик, это факт
потом предъявишь — мол, оргазм,
и всё такое… вот маразм!
Но нет в моей душе покоя.
Зачем я это всё пишу?
Зачем я чаще, чем дышу,
прощаюсь мысленно с тобою?
Уже простились и давно,
и согласились: жизнь такая,
иначе быть и не могло…
Да уж и ты совсем другая,
и я с другой всему назло.
К былому просто нет возврата.
Как нет просвета впереди.
И в том никто не виноватый.
Иди мой друг, иди, иди…
ФИЛОСОФСКОЕ
Как жаль, мой друг!
Теперь я не могу сказать,
как ты мне бесконечно дорог.
И даже анонимный полог,
не скроет чувства — как скрывать,
коль чувства эти в каждой строчке,
слова все продиктованы душой?
Ну, что ж мне — ставить где-то точки,
а следом смайлик небольшой?
Или придумывать чего-то —
какой-то шифр, иль хитрый код…
Работа…. чёртова работа…
И ночь без сна…
Рассвет встаёт
над крышей дома, где лишь стены,
всё остальное — пустота…
И мысль — ах, как она проста:
вскрыть, что ли, ради шутки вены?
ВЕЧЕРНЕЕ
Ощущение полёта.
Так сбываются мечты —
Лишь мелькнёт в проёме кто-то,
Лишь знакомые черты
Среди сонма лиц увижу —
И на сердце благодать.
Солнце ниже, вечер ближе,
Спать пора — какой там спать!
СТАТУСЫ
Улыбнуло вдруг:
у тебя — «есть друг»,
ну, а тут по-прежнему — «всё сложно».
На дворе метель,
холодна постель.
Изменить что-либо не возможно.
Не горит камин,
не звонит мой сын,
и никто мне в двери не стучится.
Полночь за окном,
есть бокал с вином,
да вот жаль, что не могу напиться…
ПЕРЕД СНОМ
Не сейчас и не завтра — когда-то,
где-то встретимся, чисто случайно.
Позову — закипает, мол, чайник —
улыбнёшься ты мне виновато.
А скорее всего, иронично —
«Ну, какой там уж чай в твои годы…» -
но слова подберёшь поприличней:
мол, устала, заботы, невзгоды,
тренировки, конечности ноют…
«Да и этот… куда же тут деться…»
Я смотрю — не могу наглядеться,
Ты тихонько:
— Пожалуй, не стоит…
И пойдешь , пожимая плечами —
«Как же все вы мне, блин, надоели»…
Выпью чаю один с калачами,
добреду до холодной постели,
буду долго глядеть в темноту,
вспоминая, что с нами случилось,
и тебя... но не эту а ту…
и молиться, чтобы нынче приснилась …
РАЗБИЛАСЬ ИГРУШКА
Разбилась игрушка.
Средь ночи разбилась.
Сквозняк ли причина,
иль что-то стряслось?
Иль это во мне
что-то там надломилось
и с самой вершины
на низ сорвалось?
Всё то же, всё та же —
и запах, и кожа,
и нежные руки…
Скажу, не тая:
ты всё же не та,
ты на ту не похожа —
еще не чужая,
но и не моя.
Холодное «Вы» —
оговорка ли это?
Скажи мне, как есть —
постараюсь, пойму.
И этот рассказ
по большому секрету,
как ты каждый день
отдавалась ему?
А то и два раза
на дню… я не знаю,
зачем ты мне это
сказала, любя…
Тебя я, поверь,
понимаю, родная,
теперь бы понять
мне немного себя…
На что я надеюсь?
За что я цепляюсь?
Как нищий на паперти —
что подадут.
Как в проруби щепка
безвольно болтаюсь —
пристанища нет мне
ни там и ни тут.
А вдруг, себе думаю,
чудо случится,
и ты вслед за телом
и сердце отдашь?
И что мне тогда?
От тоски застрелиться?
Я знаю, что ты
не продашь, не предашь…
Но знаю, что факты —
упрямая штука.
С тобою нельзя
просто так, без любви…
А вы каждый день…
это вовсе не скука,
а страсть и желанье
клокочет в крови…
…Разбилась игрушка.
Сверкают осколки
как будто слезинки —
обидно, поди...
Вот так мои годы,
как шарики с ёлки,
слетают — и вдребезги —
всё позади...
ПРОБУЖДЕНИЕ
Под луной — вот точно —
ничего не ново.
Хоть ты лоб об стену расшиби:
мне не от аварии хреново —
мне куда хреновей от любви.
Сбудется — а было ведь! — пророчество,
от судьбы-злодейки не уйти:
мой удел — тоска и одиночество…
Милая, за всё меня прости.
Я не понарошку, так случилось —
годы, годы... не вернешь их вспять.
Ты, наверно, просто мне приснилась,
А проснулся — и один опять….
Источник: В. Бабин. Карамельное лезвие. Лирика — Белгород: Константа, 2012. Стр. 21-40
Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2017