ВИТАЛИЙ ВОРОНКОВ

ПАМЯТИ ВЧЕРАШНЕЙ ПОЛОТНО

ФАМИЛЬНЫЙ АЛЬБОМ

Листая забытый фамильный альбом,
Я судьбы неведомые вспоминаю.
Наполнится звуками сцена немая,
И каждый на фото как будто знаком.

Всмотрюсь и почувствую всею душой,
Как снимки исполнены нравственной силы.
Сюжеты, эмоции, жесты застыли,
Но вихрем уносят меня за собой.

Мне голову вскружат эпохи печать,
Далёкая дата, случайный эпитет.
Я — связанный с ними невидимой нитью:
Им есть, что поведать и что показать.

У каждого фото страница своя.
Пожалуй, далёким потомкам в угоду
Застыли секунды на долгие годы.
Когда-то в альбоме останусь и я…


ПОЕЗДКА В ТРУБИЦИНО

             Трубицыно — заброшенная деревня
             в Покровском районе Орловской области.
             Труды — река в Орловской области,
             левый приток Сосны

Меня встречают у дороги чьи-то тени:
Ни голосов людских, ни явственных следов.
По берегам — кусты бушующей сирени
И монолог не прекращаемый Трудов.

У внучки Тютчева, красы Екатерины,
По этим землям пролегал не раз маршрут.
Грядущий день оставил прошлое в руинах
И разбросал воспоминанья там и тут.

Я будто вижу, освещаемый зарёю,
Как тени бродят сквозь разросшийся бурьян:
Дворян Трубициных, владельцев Пигарёвых
И многочисленных трудящихся крестьян.

Эпоха смутное оставит отраженье,
В забвенья водах достигая глубины.
Осиротевший храм Господня Вознесенья,
Родник в низине в виде каменной стены,

И ряд могил на Александровском погосте, —
Пожалуй, всё, что довелось мне наблюдать.
За наслоенья лет их вид — такой неброский, —
В моей душе оставил ясную печать.

И вот, идя домой дорогою окольной,
Я слышу шорох исполинского крыла
И, обернувшись, вижу тень на колокольне,
Что собирается звонить в колокола.

Склонюсь повинно, с невзначай дрожащим вздохом
Окину взором напоследок землю-мать.
Прощай, утраченная славная эпоха,
Тебя потомкам не придётся вспоминать...


* * *

Порастеряв сынов по минным пашням,
Ты сбилась со счетов, Отчизна-мать.
Меня назвали без вести пропавшим,
А мне, ей Богу, было, что сказать.

Боюсь того, что чем былое старше,
Тем больше мой потомок глух и нем.
Меня назвали без вести пропавшим,
Как будто бы и не был я совсем.

Мой новый день такой же, как вчерашний,
А почему — ответ совсем простой:
Меня назвали без вести пропавшим.
Поди пойми: ни мёртвый, ни живой.

Я не сдавал врагу позиций наших,
Тонув в крови по самые края,
И мой свидетель — без вести пропавший,
Такой же горемыка, как и я.

Фашисты на восток ступали маршем,
Но драпали на запад вразнобой.
Меня назвали без вести пропавшим,
А правильно: потерянным страной.


АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА

Наши жизни проходят, как водится, врозь.
Остановка, как много ты помнишь народа?
Скольким людям тебе помогать довелось?
Сколько всяческих судеб минуло за годы?

Относительна времени мера в тени:
Для тебя опоздавший — такой же желанный.
В выходные досужие, в будние дни, —
Эти стены приветливы всем постоянно.

Ты прохожих ютишь с непритворной тоской,
Ведь в объятьях твоих мы — недолгие гости,
Как никто понимаешь ты почерк людской
Бытовой и служебный, и даже несносный.

Ты на карте судьбы — непростой поворот:
Для кого-то — ночлег, для кого-то — беседка,
Словно пасмурный маркер прошедших невзгод
Или завтрашних радостей яркая метка.

За пустые надежды и случай скупой
Ты себя иногда ощущаешь неловко,
Только каждый из нас по дороге домой
Оставляет тоску на другой остановке.


* * *

    Сам себя считаю городским теперь я...
                  Из песни      

Спешат проворные года
В течении мятежном.
Уходит юность в города
Оправдывать надежды.
Теперь, как в песне, городским
Я сам себя считаю,
Но сыном остаюсь родным
Отеческого края.
Меня с тобой, деревня-мать,
Навек судьба связала.
Прописку можно поменять,
А Родину — едва ли.


* * *

Во сне я Райский перешагивал порог,
Но обратил меня Хранитель седовласый:
«Кто не прошёл Христом намеченных дорог,
Тот на прощение надеется напрасно».

Тропой обратной я покорно был ведом,
Вникая в каждое апостольское слово,
И возвратился поутру в привычный дом, —
Во все свои пятипудовые оковы.

И вот, пока ещё земной не вышел срок,
Смекнул я: ни к чему Небесная Обитель.
Чего стыжусь — отнюдь не тайна, видит Бог,
Ведь я Земного Рая толком не увидел…


СТАРАЯ КАРТИНА

Освобождая дом от паутины
И наводя порядок там и тут,
Я отыскал забытую картину,
Что создавала ранее уют.

Она была на самом видном месте,
Но затерялась в переплёте лет.
Досадно то, что автор неизвестен.
На первый взгляд, не разобрать сюжет.

Та живопись, в которой в равных долях —
Портреты, натюрморты и пейзаж, —
В былые дни, что памятны до боли,
Привычный дополняла антураж.

Она полна фигур, идей, метафор,
Сменившихся достаточно давно...
Обои, уцелевшие за шкафом, —
Вы памяти вчерашней полотно.


ПРИЁМНИК

Уставший за день, я дремал в лучах заката,
Сквозь пелену увидел давний детский сон:
На обветшалом чердаке забытой хаты,
Что без дверей, и без крыльца, и без окон,

Я рылся в будто бы знакомом старом хламе
И лишь едва попалась книга мне одна,
Свет озарил меня, как вспыхнувшее пламя,
Вернул в сознанье от нечаянного сна.

Всего за миг спросонок образ улетает,
Но на закате я успел его поймать:
Советский справочник по радиодеталям —
С тобой в обнимку я отправился в кровать.

Я изучал уже который вечер кряду
Одну из схем, что бросил, будучи юнцом,
И с той решимостью, как школьником когда-то,
Искал резисторы на 10 килоом.

Под канифольный запах, с детства мне знакомый,
Я каждый раз себе невольно представлял,
Как будто спаянный транзисторный приёмник
Поймает прошлого потерянный сигнал.

Я по крупицам собирал к нему детали,
Искал диоды, конденсатор, провода.
Душа предчувствовала, но не сознавала,
Какие тайны мне откроются тогда.

Ну а пока я ожидал неспешно чуда,
Мотал катушки и готовил текстолит.
Буквально пара грамм потраченной полуды,
И мой приемник обретает нужный вид.

Ничто — твои миниатюрные размеры,
Твой глас из прошлого куда важнее мне.
Моё творенье по лекалу пионеров, —
Ты предо мною наяву, а не во сне.

В минутной паузе душа в волненье млеет,
Ведь между былью и мечтой остался миг.
Нажав на кнопку, подключаю батарею,
И следом шум из двух динамиков возник.

Мне неизвестно, на каких я был частотах.
Вращая ручку против стрелки часовой,
В начале легкого как ветер поворота
Услышал голос я знакомый и родной.

Должно, взволнованному слуху показалось,
Ведь сквозь помехи слов пока не разобрать.
Закрыв глаза, узнал я голос тот усталый:
Меня по радио звала родная мать.

Я встрепенулся, ибо так оно и было.
Из детских лет я вспомнил этот эпизод:
Садилось солнце, и роса уже садилась,
Нас с братом мама битый час домой зовёт.

Я словно вижу теми детскими глазами,
Вмиг заблестевшими от подступивших слёз,
Тот палисадник, что засажен был цветами,
Чьи ароматы щекотали летом нос,

Гору песка, в которой мы искали глину,
Как на качелях мы катались без конца,
Как рыжий кот с разбега прыгал на рябину,
Что красовалась у открытого крыльца.

И мама с папою всё те же — молодые,
И вдоль забора вишни — сочны и красны.
Я за рулём велосипеда был впервые,
Чему приятно были все удивлены.

Густым ковром растут и спорыш, и просвирник.
Мыча, корова возвращается во двор,
Но… вдруг помехи появляются в эфире,
И прекращаются виденья с этих пор.

Я приоткрыл глаза: всё в той лежу кровати
И с той же книгою в недвижимых руках.
С заходом солнца, говорят, дремать — некстати,
И правда — в тех, не мною сказанных словах.

Пусть годы ранние уходят безвозвратно,
Сигнал из детства мне доносится вослед:
Чем больше в жизни приближаешься к закату,
Тем с большей силой вспоминается рассвет.


2021

Публикуется по авторской рукописи

Вернуться на страницу автора

Виталий Воронков, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2021