кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы и методики преподавания Белгородского государственного университета.

ЛИРИЗМ КАК СВЕТ, ПРОНИЗЫВАЮЩИЙ ТВОРЧЕСТВО
Размышления о первой и двенадцатой книгах В.И. Бабина

Только что вышел в свет новый поэтический сборник Владимира Ивановича Бабина.

Банальная «сладость острых ощущений» под пером поэта превращается в «Карамельное лезвие», и когда берёшь в руки изящный, лёгкий сборник стихов, поразительно искусно оформленный художницей Ириной Шведовой, сразу же предвкушаешь нечто особенное. В предисловии, написанном Виталием Волобуевым, предчувствие необычности нарастает: известный поэт, один из первых читателей новой поэтической книжки называет автора «другим Бабиным».

Инакость Владимира Бабина самому себе – сатирику, сказочнику, острослову, политику, общественному деятелю, публицисту, патриоту, гражданину и всё же, думается мне, в основе своей лирику (и я буду говорить именно об этом), – проявлена в дневниковой обнажённости некоторых новых стихотворений, невидимой нитью соединённых с уже прежде опубликованными, знакомыми стихами. Связь эта заключена в общей заряженности всех разножанровых стихотворений сборника повышенной откровенностью. Сравнение с дневником не случайно: перед читателем как будто мелькают запечатлённые в слове мгновения жизни. Автор, Владимир Бабин, относит стихотворения сборника к альбомным стихам, как правило, написанным по случаю и обращённым к конкретному адресату. Такое признание содержит и «обнажение приёма» появления каждого отдельного стихотворения, и объяснение обращенности к разным героиням. Причем говоря «разные», я имею в виду не только множество появляющихся на страницах сборника женских образов, но и их несомненную неодинаковость, разнородность, непохожесть, и различное отношение к каждой из героинь лирического героя, который тоже, естественно, изменчив, по ситуации.

Но простит мне мое несогласие автор по поводу высказанного им предположения об альбомности помещенных в сборник стихотворений. Вряд ли героине «Старой истории», которой «за полтинник» и которая «частенько пьёт», придёт в голову мысль предложить бывшему возлюбленному, поэту, «альбом с давно забытыми стихами», которого у нее, скорее всего, нет, где он оставит свой автограф стихотворения, похожего больше на жестко-грустную эпитафию, чем на мадригал. Хотя отдельные стихотворения сборника вполне можно причислить к альбомной лирике («Вечернее», «Философское», «Прощальное»). Мне видится в стихотворениях «Карамельного лезвия» доминирующая дневниковость, мозаика бытия, запечатлённого в слове.

Тем не менее, поэтическое слово – написанное и произнесенное – не может быть полностью аутентичным жизни и ее ситуациям. Слово всегда перекраивает бывшее, свершившееся, произошедшее в действительности, приподнимает повседневность с ее суетой и отрадами встреч и свиданий, горестностью расставаний, изломанностью судеб, переводит ее в область, где частное вдруг оказывается знакомым, близким и оттого дорогим каждому человеку, кто, перефразируя Пастернака, «жил, чувствовал, любил, свершал открытья». Чувства и мысли лирического героя, безусловно, близкого автору, но все же не Владимира Ивановича Бабина! – это область перевоплощения события жизни в стихотворение.

Один из главенствующих в поэтической книжке мотивов – мотив поведения итогов. Он явно претендует на то, чтобы быть автобиографическим проявлением автора в лирическом герое: Владимир Иванович Бабин нынешней осенью отметил своё 60-летие. Эта «маленькая книжка» – его 12 авторская книга. Книга пронзительного лиризма. Это на самом деле «другой Бабин»? На первый взгляд, да, «другой».

Я предлагаю обратиться к его первой персональной авторской работе (до этого В.И. Бабин печатался в коллективных сборниках). Книга «Задолбаевские хроники» вышла в Белгороде, в издательстве В. Шаповалова в 1999 году. Тогда она сразу привлекла внимание читателя своим заглавием и художественным оформлением Сергея Расковалова, совпадающим по стилю с содержанием «Задолбаевских хроник». (Обратим внимание на то, что совместная работа над макетом каждой книги с художником для В.И. Бабина обязательна!)

Явно карикатурный стиль рисунков на обложке книги и в финале рассказов напомнит не очень молодому читателю широко известный в уже достаточно отдалённом прошлом журнал «Крокодил» и его юмористическое содержание.

Заглавие же книги заключает в себе намёк на более глубокое и серьёзное родство, вызывая у читателя ассоциации со знаменитой «Историей одного города» М.Е.Салтыкова-Щедрина.

Надо признаться, чтение «Задолбаевских хроник» пробуждает весьма разноречивые настроения, не всегда радостные, но уж поскольку существует тезис, что «литература есть отражение реальности», то и «неча на зеркало пенять…»

«Задолбаевские хроники» – это почти двадцатилетний итог пребывания Владимира Бабина в журналистике и литературе. Его излюбленные жанры в это время – фельетон, сатирическая заметка «на злобу дня», острый отклик на современную жизнь. Стиль у Бабина по преимуществу разговорный (сказалось, видимо, его «концертное прошлое»: было время, когда свои монологи автор читал со сцены Белгородской филармонии). И есть все основания полагать, что в «застойные» 1980-е острое слово автора миниатюр имело несомненный успех. Кого тогда могли оставить равнодушным, не рассмешить байки об обывателе, добывшем с превеликим трудом престижную мебель, роскошное изданные собрания сочинений классиков, другие «редкие вещи» и спрятавшем все «материальные ценности» под чехлы и стекло, отгородившемся при этом ото всех (рассказ «Разговор в пустой квартире») или вечном во все совдеповские времена дефиците (рассказы «Монолог человека без связей», «Успокоился, «Очередь за чем-нибудь» и др.) ?!

Весело повсеместно посмеивались – ведь разрешалось! – над бездельниками из НИИ (например, «Головка наведения»), над провинциальным театром, привлекающим зрителей продажей пива в буфете (в книге В.Бабина целый цикл «театральных» зарисовок) и другими мелкими неприятностями и недостатками «текущего».

Как тут не согласиться с Феликсом Ефимовым, который эпиграмматически точно утверждает: «Сатиры горестен удел быть не ахти каким искусством. Иного положенья дел ее мишени не допустят»!

Увы, гласность и плюрализм, пришедшие на смену «застою», буквально «добили» жанры сатиры и юмора: некогда вкривь и вкось строящееся здание утопического социального рая рухнуло, и под его обломками осталось не так уж и много желающих посмеяться над тем, что воспринимается не просто грустно, скорее мрачно и даже трагично.

Казалось бы, вывод напрашивается сам собой и об избыточности жанра для социума конца 1990-х годов, и об избыточности самой книги, в которой сатира и юмор занимают преобладающее пространство.

Но удивительное дело! Книга трогает, книга волнует, заставляет пусть не смеяться, а горестно усмехаться над прочитанным о нашем несуразном бытии и быте.

Из фрагментов и лоскутков трех эпох – советской, перестроечной и «пореформенной» – возникает рисунок вздорно-неуклюжей жизни, в которой нет-нет да и промелькнет что-то человеческое, незащищенное, но и дорогое как раз своей сиротливостью среди всеобщего разлада.
Есть в сатирической прозе В.И. Бабина нечто такое, что доходит до сердца и души, а порой просто-напросто умиляет. Это «нечто» имеет совершенно определённое название. Это лиричность. Она проступает сквозь абсурдное существование героев бабинских новелл. Лиризм миниатюр, посвященных женщинам, детям, природе, совершенно очевидно свидетельствует о том даре слова, которым наделён В.И. Бабин.

И если человеку той эпохи нельзя избавиться от впечатления, что все «это уже», при чтении рассказов «Только за вас», «И это все о ней» ( в них, в рассказах, ощущается влияние «старшего брата» В.И. Бабина по жанру сатирических миниатюр Михаила Жванецкого), то в таких новеллах, как «Весна пришла», «Ребята, все за цветами», «Последний звонок», под пером автора глубоко личное, сокровенное обретает новое качество, оставаясь значительным и значимым для каждого. Именно в них автор снимает со своих героев маски пройдох, простаков, гнусных соглядатаев, лентяев, непрофессионалов, поднадоевших всем борцов за всеобщую «нравственность» и «праведность» (повествование, как правило, ведется от первого лица!) и позволяет проявиться лирическому герою, наблюдательному, отзывчивому, по-настоящему человечному и доброжелательному.

Особенно наглядно трансформация «маски» в человеческое лицо происходит в монологе «Последний звонок». Поначалу герой его – учитель выпускного класса – воспринимается как традиционно-карикатурная фигура, в 90-е годы прошлого столетия навязываемая сознанию нации нелепыми рекламными роликами. В соответствии с этим образом герой ведет бесконечный монологичный разговор (диалогичный монолог?) с невидимыми выпускниками, безуспешно пытаясь начать тот самый «последний урок». И за одну минуту до звонка с, казалось бы, несостоявшегося уже урока маска учительской задерганности, никчёмности и профессиональной непригодности исчезает, и появляется учитель, наставник, друг, спешащий сказать «главное о главном». И поразительное дело – успевает и говорит! Говорит, что всё хорошее и плохое в этих детках–акселератах «от нас». Понятно, не только от учителей, а от мира взрослых людей, и дети – как здесь возразить? – «наше отражение в зеркальце… наших сердец». Успевает сказать истину, не блещущую новизной, однако ситуативно чрезвычайно уместную, о различии мужчин и женщин, подкрепляя свои мысли таким афористичным выводом: «Мы погибнем в тот момент, когда перестанем различать, где женщина, где мужчина». И уверяет, что «это» не записать, запомнить, выучить, а «надо почувствовать». Сокрушается, что «про это» мало говорили десять школьных лет, и не стесняется сказать о задушевно-заветном: «Теперь-то я знаю: любовь – это когда до конца дней приятно смотреть на того, кто был ближе других. Это любовь. Остальное – техника…». Понимает, что и «этому нельзя научить»…

Учитель в рассказе Владимира Бабина «Последний звонок», сняв маску, становится той личностью, гражданственность которой, вероятно, определена самой профессией, проверена ее изначальной нравственностью и совестливостью. Поэтому он (в отличие от истинно виновных «сильных мира сего») способен признать ошибки «отцов», покаяться в них перед «детьми», напутствуя их перед выходом в большую жизнь: «Нам удалось только разломать, вам суждено строить. И я вас очень прошу, ребята, деточки мои, постарайтесь, миленькие построить что-нибудь такое, чтоб вашим детям ломать не пришлось. Вот тогда вы будете счастливы по-настоящему. По большому счету».

Владимир Бабин так интонационно верно выстраивает свою миниатюру, что самые банальные истины приобретают в ней свой первозданный смысл, осознаются как незатейливые, бесхитростные, но жизненно, насущно необходимые.

В книге «Задолбаевские хроники» существует как бы несколько жанрово-стилистических пластов, через которые автор проводит читателя. И читатель чувствует те изменения, которые претерпевает проза В.И. Бабина. От журнально-концертных миниатюр автор идет к собственно литературе. Один из путей, избранных Бабиным в этом направлении, – использование известных литературных сюжетов: их новое толкование, переосмысление.

Особенно симпатичны Бабину сказочные сюжеты, и он с видимым удовольствием изменяет, дописывает, перестраивает «Красную шапочку», «Репку», «Буратино», «Золотую рыбку»…

Наиболее удачно, как представляется, прием этот «сработал» в рассказе «У себя на крючке», где автор обратился к сюжету «Русалки». Собственно, берет из известной сказки писатель не весь сюжет, а лишь его небольшой фрагмент. Встреча героя со сказочной речной девушкой-рыбой нужен автору, чтобы «проверить» этого героя, Парамона Бамбукина, большого любителя рыбной ловли, на наличие в нем простых человеческих качеств – душевности и бескорыстия. Герой, как водится в русской классической литературе, испытания «этим любовным ожиданием» не выдерживает… Наказание же ему автор выбирает «по вере его»: «С тех пор у Парамона Бамбукина больше никогда не клевало».

Диалог героев весьма красноречив, хотя комментариев к нему автор не дает. Он лишь слегка – лексически и интонационно – акцентирует неуместность торгашеского настроя Парамона Бамбукина, явно полярного душевному состояния героини:

« - А клёв будет?
- А ты меня еще раз так обнимешь?
- Да без вопросов, радость моя! – Бамбукин почти что ликовал. – Мы тебя всем хором обнимем, лишь бы клевало!
- Жаль… – русалочка почему-то взгрустнула. – Я–то думала, что ты от души…
- А от чего же еще? – залепетал Бамбукин. – Конечно, от души, чего там…».

Понятно, что наказан любитель-рыболов за пороки, весьма распространённые и в нынешние времена и не всегда уже к порокам причисляемы: за черствость души, психологическую нечуткость, безмерное и неприкрытое корыстолюбие. Но именно в этих нравственных изъянах писатель видит приметы новой эпохи (рассказ написан в 1995 году, и дата его создания, думается, не случайно зафиксирована автором).
«Чужие» сюжеты у Владимира Бабина начинают свою собственную жизнь, что объяснимо, естественно и определено логикой данного литературного приема. Новая трактовка уже само по себе вовлекает читателя в занимательную игру «ума и воображения». Бабину не откажешь в смелости, с которой он ведет эту игру: его Буратино слушает и воплощает наставления папы Карло – и превращается в жалчайшего постперестроичного неудачника; сюжет «Репки» становится поводом – неисповедимы пути писательской фантазии ! – поговорить обо всех советских руководителях сразу.

Но вот еще о писательской смелости: воображение автора вторгается в область Библии, и он берется по-своему интерпретировать легенду изгнания из Рая. Им, слава Богу, движет не атеистическое желание побогохульствовать, а вечный для всякого, так или иначе прикоснувшегося к Древу Познания, вопрос. Этот вопрос с безжалостным постоянством будоражит Homo sapiens вот уже две тысячи лет: «Отчего мы такие? Порочные, негармоничные, разобщенные?» Ответ Бабина остроумен и не лишён оснований: по его мнению, из райского сада Ева- прародительница была выдворена не с Адамом, а со Змеем-искусителем, подающим надежды, талантливым, но – в противовес своему Наставнику – глубоко аморальным и беспринципным учеником Самого Всевышнего… А что же Адам? Его место в истории человечества определено Бабиным довольно своеобразно. Адам – опять-таки «вечный» тип ученого, человека непорочного и «не от мира сего». Оригинальность трактовки, предложенной автором «Задолбаевских хроник», заключена в том, что им расширена сфера влияния и деятельности Змея. Этот персонаж не только провоцирует Еву на нарушение Божьего Завета, но и становится вместе с обольщённой им подружкой прародителем человечества. Вот и ответ на вопрос о генезесе наших пороков, и вариант бабинской интерпретации происхождения Добра и Зла в каждой отдельно взятой человеческой особи…

Название книги дали рассказы «Тысяча… и одна ночь», «Фига из книги», «Тихая гавань в море знаний», «Правды ради врать негоже», местом действия в которых становится таинственный и фантастический город Задолбаевск. Однако реалии прозрачны и явно указывают, что это… Впрочем, так ли важно, чтобы читатель смог соотнести абсурдность существования персонажей писателя в несуразнейшем городке с конкретно-историческим городом и совершенно определёнными своими земляками-современниками? Думается, не в этом суть. Тем более что наша современность, слава Богу, ушла далеко от той нелепицы жизни и обстоятельств, которые, после чтения «Задолбаевских хроник» можно только и назвать, что «соционекультурными».

К рассказам «задолбаевской» тематики примыкает и рассказ «Перестройка с фонтаном». Вместе они дают карикатурно-заострённую сатирическую картинку постперестроечной действительности, из тьмы которой, казалось, и выхода нет… Два полюса жизни изображены писателем-острословом: на одном – дорвавшиеся к власти и деньгам «новые русские», на другом – спившееся или спивающееся большинство. Парадоксально, но и тех и других объединяет и даже роднит общее – безумно-абсурдное существование и отсутствие настоящего дела. «Есть ли выход?» Он в «рецепте» нормальной жизни, которым владеет Федотыч, «народный целитель» из «Перестройки с фонтаном»: «Не хочется ему ничего? Аппетиту нет? Ты поди-ка, помахай топором, навоз вилами пораскидай – вот и появится аппетит. За милую душу все трескать будешь, что ни подадут. Интерес к жизни пропал? Да нешто она жизнь? Палец по пальцу не ударил, на всем готовом сидит. Ясное дело, интереса не будет, Чужое ведь всё, душой не проник – какой тут интерес? Эх, люди…»

Этот внутренний монолог старика, обращённый к заочному пациенту из «новых русских» Митюкову, на самом деле адресован и к полюсным по отношению к Митюкову персонажам «хроник» – Витьке Чумкину и Митьке Драбоданову. Потому что рецепт Федотыча прост и действен во все времена и во всех обстоятельствах: работать с любовью и интересом к своему делу, в дело свое «проникнуть душой». Сейчас, когда тринадцать лет нас отделяет от конца 1990-х годов и жизнь явно преображена, и пространство нашего города стало по-настоящему социокультурным в своих формах и содержании, появляется чувство уверенности в том, что «доброе слово – тоже дело».

В книге этой есть раздел «Рифмы разных лет», который представляет читателю Бабина-лирика. Здесь читателя ждут интересные открытия. В качестве стихотворца Бабин разнолик: баснописец, поэт-гражданин, подлинный лирик. Побасенки на злобу дня непринуждённо соседствуют порой с явно газетными «опусами… к дню танкиста и дню физкультурника», однако вовсе не эти «обязательные» рифмы дают нам право считать В.И. Бабина поэтом.

Бабин предельно исповедален в своих лучших стихотворениях. И здесь не так уж важно, о чем он пишет – о России, ее нескончаемых военных конфликтах, об обретении ли свободы и всеобщей неготовности к ней или об одиночестве, любви, любимой женщине, природе, творчестве… Неважно, потому что в его стихах покоряет предельная обнаженность чувствований. На его стихи откликается душа, читая их и погрустить можно, и поплакать, и посмеяться, и веру свою укрепить в то, что «всё – не напрасно»…
Единство творчества В.И. Бабина при всем его многообразии особенно наглядным становится, когда перечитываешь старое и читаешь новое: неравнодушие к жизни и особое к ней отношение – с интересом и любовью – дает возможность утверждать, что лиризм – это качество личности, естественно вошедшее в разножанровые произведения поэта и писателя.
 

---

• ЕЩЁ НЕ ВЕЧЕР
• Виталий Волобуев. Другой Бабин. Предисловие к книге стихов «Карамельное лезвие». 2012

---